Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

Лицейская пирушка


 

Друзья! Досужий час настал;

Всё тихо, всё в покое;

Скорее скатерть и бокал!

Сюда, вино златое!

Шипи, шампанское, в стекле.

Друзья! Почто же с Кантом

Сенека, Тацит на столе,

Фольянт за фолиантом?

Под стол холодных мудрецов,

Мы полем овладеем;

Под стол учёных дураков!

Без них мы пить умеем!

 

Ведущий: Хорошо сидим! А вы поняли, где происходит пирушка? В Царскосельском лицее, том самом. Так и хочется сказать словами из современной песни: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»! Однако пора познакомиться. Представьтесь, господа.

Пущин: Иван Пущин. После окончания Лицея вступаю в гвардию. Не хочу нарушать семейной традиции: дед у меня - адмирал, отец – генерал.

Горчаков: Князь Александр Горчаков. Мечтаю о карьере дипломата. После выпуска зачисляюсь в Коллегию иностранных дел.

Илличевский: Алексей Илличевский. Буду чиновником. Службу начну в Сибири – этот край пока не освоен, там очень нужны образованные люди. К тому же в Сибири служит отец…

Кюхельбекер: Вильгельм Кюхельбекер. Главное для меня – поэзия, но стихи, к несчастью, не кормят. Для начала буду преподавать.

Дельвиг: Барон Антон Дельвиг. Поступлю в гражданскую службу – всё равно, в какую. Вообще-то я поэт, как Кюхля, как Пушкин.

Пущин: Жаль, Пушкина сегодня с нами нет: пошёл в гости к Карамзину.

Ведущий: Николай Михайлович Карамзин – знакомая для вас личность? Знаменитый писатель, поэт, историк. Проводил лето на даче в двух шагах от Лицея и с Пушкиным общался чуть не каждый день – как с равным! Но Александр словно бы и на этой встрече присутствует. Это его песню сейчас поют: 

Дай руку, Дельвиг! Что ты спишь?

Проснись, ленивец сонный!

Ты не под кафедрой сидишь,

Латынью усыплённый.

Взгляни: здесь круг твоих друзей;

Бутыль вином налита;

За здравье нашей музы пей,

Парнасский волокита.

Не в первый раз мы вместе пьём,

Нередко и бранимся,

Но чашу дружества нальём-

И тот час помиримся.

(«Пирующие студенты»)

 

 Дельвиг: Обидно, что не часто вот так посидеть удавалось… Гувернёры-то всё время рядом: «Туда не ходи, этого не делай…»! Даже не верится, что шесть лет такой жизни пролетело…

Горчаков: А помните, какими мы были, когда пришли? Робели, друг друга не знали. Малиновский почти взрослый, ему 14! Мне 13. А Данзасу -10.

 

Появляются «маленькие лицеисты».

 

Илличевский: Я был такой.

Кюхельбекер: А я такой!

Маленький Горчаков: А я потом в тебя вырос!

Пущин: А вот Пушкин! Смотрите, какой был смешной: подвижный, как ртуть! Всё старался нам показать, что самое для него важное – в мяч играть или быстрей всех бегать…

Дельвиг: Вот и Матюшкин маленький. Вечно с книжкой, всё о кораблях читал. Ему и прозвище сразу нашлось: «Плыть хочется!»

Общий хор, пародийно:

 

Шесть лет промчалось, как мечтанье,  

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

(Дельвиг)

 

Илличевский: Шесть-то лет никуда нельзя было шествовать! Даже на каникулы не отпускали по домам, сидели тут как пришитые. Мой друг в Петербурге что только за это время ни повидал, все спектакли пересмотрел, а мы всё тут заперты! 

- Ты ходишь в Академию,

В трагедию, в комедию,

В балет и в хоровод.

А я как птичка в клетке…

Неволя горче редьки;

Свобода – сладкий мёд!

                      (Илличевский)

Кюхельбекер: А с другой стороны, в Царском красота, дворцы, парки. Птички поют. 

Здесь не по указу моды,

Не для новостей сошлись –

Мы в объятиях природы,

Мы для дружбы собрались!

                    ( Кюхельбекер)

 

Ведущий: А вы-то давно были в Царском? Видали эту красоту? Гулять в таких парках на природе – не то что бродить в пыли по городским улицам. Недаром Пушкин именно в Царском почувствовал себя поэтом:

 

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно Апулея,

 А Цицерона не читал,

В те дни в танственных долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне.

 

Горчаков:  Парки, стихи – прекрасно, но самое-то главное, что нас объединило: день открытия Лицея, 19 октября. Праздник, гости, царь приехал...

Маленький Матюшкин: Мы все разволновались, репетируем поклоны, стараемся выглядеть как полагается.

Пущин: Что не забыть, так это речь Куницына.

Ведущий: Куницын – это их преподаватель нравственных и политических наук. Считал, что без нравственности нет настоящей политики. Был противником крепостного права. Замечательный учитель, а оратор какой – заслушаешься!

 Маленький Пушкин: Главное в его речи - нам напутствие. Мы пока и учиться не начали – Куницын уже говорит: «Настанет время, когда отечество поручит вам священный долг хранить общественное благо». Мы тогда даже подтянулись от важности!

Пущин: А мне больше всего запомнилось, как он необразованного чиновника описал: «Представьте на государственном месте человека без познаний… Вы увидите, как горестно его положение! Он при каждом шаге заблуждается... Исправляя одну погрешность, он делает другую. …такой государственный человек предаётся на волю случая. Как безрассудный пловец, он мчится на скалы, окружённый печальными остатками прежних кораблекрушений». Аж страшно стало, что будешь таким чиновником. Сразу учиться захотелось!

Ведущий: Пушкин потом Куницына в своих стихах прославил – это вы наверняка из уроков литературы знаете:

 

Вы помните, когда возник Лицей,

Как царь для нас открыл чертог царицын,

И мы пришли. И встретил нас Куницын

Приветствием меж царственных гостей.

 

Илличевский: А помните – кончился праздник, гости разъехались, выходим гулять – оказывается, снег пошёл. Какие снежки были!

 

Общий хор:

А снежки-то!

Ком, свернися!

А коньки-то?

Стань, катися!

А салазки?

Эй, ребята!

По подвязке

Надо с брата-

Привяжите,-

Ну, везите:

Едем в Питер!

Я пусть кучер,

Вы лошадки

Резвоноги-

Прочь с дороги!

Хоть весною

И тепленько

А зимою

Холодненько,

 В зимний холод

Всякий молод, -

Все игривы,

Все шутливы.

В долгу ночку

К огонёчку

Все сберутся,

Стары, малы,

Точат балы

И смеются.

                (Шишков)

 

Пущин: Ты, Горчаков, сначала задавался. Думал, раз князь, нужно держаться особняком.

Маленький Горчаков: Уж так родители воспитали!

Пущин: Иногда это было смешно – в 12-то лет. Да и не один ты у нас титулованный! Броглио, например, вообще маркиз, а держался просто, даром что иностранец.

Илличевский: Бароны наши тоже не задавались. Барон Дельвиг, барон Гревениц, барон Корф – три барона: не шутка!

Маленький Матюшкин:  Бароны-то бароны, но один другого беднее.

Кюхельбекер: Вообще-то у нас на эти титулы никто особого внимания не обращал. Как директор учил: «Все мы – дети одной семьи». Все лицейские.

 Хор:

Не славь высокую породу,

Коль нет рассудка, ни наук,-

Какая польза в том народу,

Что ты мужей великих внук?

 

От Рюрика и Ярослава

Ты можешь род свой произвесть;

Однако то чужая слава,

Чужие имена и честь.

        (Херасков)

 

Ведущий: Современно звучит? А это сказал Херасков, поэт XVIII века. Хорошо бы нам сейчас, в наши дни, эту истину усвоить!

Кюхельбекер: Вот уж точно: и родовитые, и не очень - о славе мы все мечтали!

Пущин: Не просто мечтали, трудились ради неё! В Лицее, хочешь не хочешь, пришлось трудиться, даже лентяям!

Ведущий: Да уж, распорядок у них был жёсткий. Подъём в 6 утра, молитва, а потом нет чтобы завтрак – два часа занятий. Что в голову полезет на голодный желудок? А Пушкин ещё шутил:

 

Блажен муж, иже

Сидит к каше ближе…

 

Горчаков: Как раз в занятиях о голоде забывается! Куницына помните как заслушивались? И языки у многих шли неплохо.

Маленький Кюхельбекер: Языки - ещё ничего, российская словесность - просто отлично, а вот математика, физика  - тут любителей немного.

Дельвиг:  Политическая экономия с философией тоже нравились не всем.

Маленький Матюшкин: А я вот с первых дней старался учиться… Трудно, конечно, иногда и скучно – но куда без знаний?

Ведущий: Не зря он старался! Вырастет - станет мореплавателем и учёным. Два раза землю на корабле обойдёт.  В Северном Ледовитом океане мыс откроет. И во всех войнах, выпавших на его время, примет участие. Герой Матюшкин!

Пущин: Согласитесь, однако: Вольховский в усердии всех нас перещеголял. Вот человек! Задумал стать военным - ни малый рост, ни слабое здоровье для него не помеха. Закалка, физические упражнения… Мы удивлялись: на голых досках спит! А как смеялись, что физику учит?

Маленькие:

Физика, к тебе стремлюся,

Наизусть тебя учу,

Я тобою вознесуся,

Перво место получу.

Хоть соскучу,

Хоть поплачу,

Сидя за громадой книг,

Хоть здоровие потрачу,

Буду первый ученик.

                  (Национальная песня)

 

Илличевский: Смеялись, а ведь Вольховский действительно среди нас первый. Будущий генерал, наверняка. И прозвище у него подходящее – Суворочка. А вот ты, Дельвиг, как будто вообще не учился, только свою российскую словесность и любишь…

Дельвиг: Если весь в делах – стихов не сочинишь. Лень – моё любимое состояние.

Пущин: Да, ты свою лень недаром прославил! Я даже запомнил:

 

 

Вот бедный Дельвиг здесь живёт,

Не знаем суетою,

Бренчит на лире и поёт

И не знаком с тоскою.

Один он с леностью живёт,

Блажен своей судьбою

Век свой о радости поёт

И не знаком с тоскою.

О счастии не говорит,

Но счастие с тобою

Живёт и будет вечно жить

И с леностью святою.

                     (Дельвиг)

 

Маленький Пушкин: Дельвиг не лентяй, а поэт.

Ведущий: Сейчас бы про него сказали: неформальный лидер. Очень был заметен в Лицее, хоть и учился чуть ли не хуже всех. Между прочим, он стал не только поэтом, но ещё и прекрасным издателем – весьма хлопотное занятие!

Кюхельбекер: У Дельвига художественный вкус – любой позавидует. Про Пушкина сразу всё понял: взял его стихи и отнёс в журнал. А ты, Пушкин, тогда побоялся даже свою фамилию поставить, имя зашифровал.

Ведущий: Сейчас странным кажется: Дельвиг для Пушкина во многом был учителем. Он с раннего детства как будто точно знал, что такое поэзия, какая она. Помните, у Пушкина:

Служенье муз не терпит суеты,

Прекрасное должно быть величаво…-

это ведь Пушкин дельвиговские уроки пересказывает…

Маленький Матюшкин:

– А мы сначала ни Пушкина, ни Дельвига как слудует не оценили. Думали, первый среди нас поэт – Олосенька Илличевский.

Хор маленьких:

Слава, честь лицейских муз,

О, бессмертный Илличевский!

Меж поэтами ты туз!

Все гласят тебе лицейски

Криком радостным: «Виват!

Ты родился – всякий рад!»

 

Ты родился – и поэта

Нового увидел мир,

Ты рождён для славы света,

Меж поэтов – богатырь!

Пой, чернильница и перья,

Лавка, губка, мел и стол,

У него все подмастерья,

Мастеров он превзошёл!

 

Слава, честь лицейских муз,

О, бессмертный Илличевский!

Меж поэтами ты – туз!

     ( Нац. песня).

 

Илличевский: Нет, я знал: пальма первенства тут не у меня.

Горчаков: А помните: экзамен, тебе, Пушкин, нужно при Державине читать – и не что-нибудь, а собственное сочинение.  Все собрались- родители, гости… Мы и волнуемся, и гордимся. Стихи-то о Царском:  «Воспоминания в Царском селе».

Пущин: Строки о войне - вот что больше всего поразило. У меня аж мороз по коже пробежал, когда про наступление Наполеона слушал:

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля…

Кюхельбекер: А про наше наступление - ещё лучше:

 

Ретивы кони бранью дышат,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течёт, всё местью, славой дышит,

Восторг во грудь их перешёл.   

 

только провожали войска: прямо под окнами Лицея шли и шли солдаты, пушки ехали. Понимаете, что в этот момент было для лицейских слово «Родина»?

Горчаков:А песни помните какие звучали? Не забыть!

Хор:

Как во нынешнем году

Объявил француз войну,

Да объявил француз войну

На Россиюшку на всю,

Да на Россиюшку на всю,

На матушку на Москву.

 

Ты, Рассея, ты Рассея,

Ты, Рассейская земля,

Много крови пролила,

Много силы забрала!

            (Народная песня)

Дельвиг: А победа? Как легко дышалось, как пелось! И победные марши, и Денис Давыдов на каждом углу звучал…

 

Ради Бога, трубку дай!

Ставь бутылки перед нами,

Всех наездников сзывай

С закручёнными усами!

Чтобы хором здесь гремел

Эскадрон гусар летучих

Чтоб до неба возлетел

Я на их руках могучих!

 

 Илличевский: Давыдов, между прочим, у императора не из любимцев. Знаете, как он в немилость попал? Всего-то из-за басни! Называется: «Голова и Ноги». Написана ещё до войны, а кажется, что сегодня. Перемен-то у нас никаких:

 

Уставши бегать ежедневно

По грязи, по песку, по жёсткой мостовой,

Однажды Ноги очень гневно

Разговорились с Головой:

«За что мы у тебя под властию такой,

Что целый век должны тебе одной повиноваться;

Днём, ночью, осенью, весной,

Лишь вздумалось тебе, изволь бежать, таскаться

Туда, сюда, куда велишь!

Ты нас, как ссылочных невольников моришь,-

И сидя наверху, лишь хлопаешь глазами,

Покойно судишь, говоришь

О свете, о людях, о моде,

О тихой и дурной погоде;

Частенько на наш счёт себя ты веселишь

Насмешкой, колкими словами,-

И, словом, бедными Ногами

Как шашками вертишь».

«Молчите, дерзкие,- им Голова сказала,-

Иль силою я вас заставлю замолчать!..

Как смеете вы бунтовать,

Когда природой нам дано повелевать?»

«Да между нами ведь признаться,

Коль ты имеешь право управлять,

Так мы имеем право спотыкаться

И можем иногда, споткнувшись – как же быть –

Твоё величество о камень расшибить!».

 

Кюхельбекер: Политика, политика… Куда от неё? Читали, как Вяземский написал о Москве и Петербурге? Какой город главнее – вечный спор, а по сути, везде всё одинаково.

Дуэт маленьких:

 

У вас Нева,

У нас Москва.

Осёл в суде,

Дурак везде.

В чахотке честь,

А с брюхом лесть-

Как на Неве,

Так и в Москве.

У вас «Авось»

России ось

Крутит,

Вертит

А кучер спит.

 

Ведущий: Ох, знали бы они, куда их заведёт этот интерес к политике! Трое из них – Пущин, Кюхельбекер и Вольховский – станут членами тайного общества. Слышали, наверное, о декабристах? Они хотели отмены крепостного права, введения конституции в России. Александр I в молодости сам собирался провести эти реформы – жаль, что не решился. А Вольховского за участие в заговоре отправят служить на Кавказ – он, правда, всё равно потом станет генералом. У Пущина и Кюхельбекера судьбы более тяжкие: их ждёт тюрьма, потом Сибирь. Хорошо, что в Лицее они не знают об этом…

Илличевский: Братцы, ну нельзя же всё о судах да о царе! Меня вот тянет о любви поговорить.

Маленький:

-Вера, надежда и любовь,

Свёкла, капуста и морковь.

 

Дельвиг:Это вам про любовь не интересно, малы ещё! Оставьте нас наконец – посидим взрослым кругом!

Маленькие уходят.

Хор:

Любовь – владычица сердец,

Как быть – научит наконец;

Любовь своей наградой платит

И даром стрел своих не тратит;

Как быть – научит наконец. (2 раза).

      (Богданович)

Горчаков: Кюхельбекер у нас по части любви большой знаток.

Кюхельбекер: Вспомнил, как я жениться собрался? Я и сейчас жалею, что матушка меня отговорила.  А вы так дразнили, что вспомнить страшно. Можно подумать, вам неудачи в любви незнакомы. Все были Сердечкиными!

-Любовь, разлука, измены – ну как без этого в наши-то годы!

 Появляются барышни. Все вместе поют и танцуют:

 

Вид прелестный, милы взоры!

Вы скрываетесь от глаз;

Реки и леса и горы

Разлучат надолго нас.

Сердце ноет, дух томится;

Кровь то стынет, то кипит,

За слезой слеза катится,

Стон за стоном вслед летит.

Нет отрады! Всё теряю-

Час разлуки настаёт!

Стражду, мучусь, рвусь, рыдаю-

Ах, прости… прости, мой свет!

Во слезах, в тоске и скуке

Продолжится жизнь моя,

Будь спокойна ты в разлуке –

Пусть один терзаюсь я.

(Херасков)

 

Илличевский: А помните, как страдали по Катеньке Бакуниной? Пущин, Пушкин и Малиновский – все в неё влюбились, а она ни кем не увлеклась. Что поделаешь? Погоревали – да и утешились.

Кюхельбекер: Пушкину эта история даже на пользу пошла. Как писать стал!

Слыхали ль вы за рощей глас ночной

Певца любви, певца своей печали?

Когда поля в час утренний молчали,

Свирели звук унылый и простой

       Слыхали ль вы?  

 

Дельвиг: Одно хорошо - когда в любви не везёт, дружбу начинаешь ценить больше. Дружба-то никого из нас не обманывала! Даже не верится, что скоро прощаться.

Все:

Промчались годы заточенья;

Недолго, мирные друзья,

Нам видеть кров уединенья

И царскосельские поля.

Разлука ждёт нас у порогу,

Зовёт нас дальний света шум,

И каждый смотрит на дорогу

С волненьем гордых, юных дум.

 -Ведущий: Они ещё не знают, какой прочной окажется их дружба. Вот удивились бы, если б им сейчас сказали, что Пушкин напишет к двадцатипятилетию   Лицея:

 

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен-

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

Куда бы нас ни бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Всё те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

 

Пущин: Если честно, хоть и тянет во взрослую жизнь, но жаль расставаться. Как будем без учителей, без директора? Они же не только в классах нас учили! И в гости приглашали, и смеялись с нами, и шутили… Не знаю, как вы, а я привык с директором жизнь обсуждать.

Дельвиг: Что говорить, общаться с ними прекрасно,  однако отметки мне  выставили – то ли смеяться, то ли плакать! И у Пушкина табель неважный. Из нас, поэтов, только у Кюхли серебряная медаль. Вольховский, конечно, первый, как и ты, Горчаков, но Пушкин ближе к концу, Данзас и Дельвиг из последних…

Пущин: Зато у Вольховского – большая золотая медаль. Горчаков по успехам второй.

Ведущий: А в жизни именно Горчаков будет самым успешным. При Александре II, царе-реформаторе, он станет министром иностранных дел, канцлером России. Но больше всех прославит этот выпуск всё-таки Пушкин, далеко не отличник. Не зря в Лицее смеялись над школьными результатами:

Этот список – сущи бредни,

Кто тут первый, кто последний,

Все нули, все нули,

Ай люли, люли, люли.

 

Покровительством Минервы

Пусть Вольховский будет первый,

Мы ж нули, мы ж нули,

Ай люли………

 

Дельвиг мыслит на досуге

Можно спать и в Кременчуге,

Мы ж нули…..

 

Не тужи, любезный Пущин,

Будешь в гвардию ты пущен,

Мы ж нули…

 

Просвещеньем Маслов светит,

В титулярство Маслов метит.

Мы ж нули….

 

Кюхельбекер: Вот кончим Лицей – придётся ли так спеть? Неужели и пирушек наших больше не будет?

Илличевский: Всё в нашей власти, можем собираться 19 октября. А сейчас лицейская жизнь заканчивается, хочешь не хочешь, надо прощаться! Споём напоследок торжественно, чтоб запомнилось. Дельвиг для этого случая подходящую песню сочинил:

 

Выходят маленькие лицеисты. Все поют:

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

Простимся, братья! Руку в руку!

Обнимемся в последний раз!

Судьба на вечную разлуку,

Быть может, здесь сроднила нас!

 

Храните, о друзья, храните,

Ту ж дружбу с тою же душой,

То ж к славе сильное стремленье,

То ж к правде – да, неправде – нет,

В несчастье – гордое терпенье,

И в счастье всем равно привет!

 

Ведущий: Хороший вечер? Не жалеете, что провели его с лицеистами? Хоть и жили они в  XIX веке, их не забыли в  XX, а теперь в  XXI вспоминают – вот как мы сейчас.    

Все поют Ю. Кима  «19 октября».