Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

К вопросу о философской направленности и жанровых особенностях стихотворения А.С. Пушкина «Безверие»

С. Свободина


 


      Стихотворение «Безверие» написано предположительно в январе-марте (до 6 марта) 1817 года. 17 мая этого же года Пушкин прочел его на выпускном экзамене по российской словесности.1

      Сохранилось несколько списков стихотворения: в лицейской тетради (написанный рукой неизвестного, с поздними поправками Пушкина), в тетради Н. В. Всеволожского (текст, восходящий к утраченному автографу, датируемый концом 1819-началом 1820 г.) и др. 30 ноября 1817 года это стихотворение прочел на заседании Общества любителей российской словесности при Московском университете дядя поэта, Василий Львович Пушкин, и опубликовал со своими поправками в Трудах МОЛРС (1818. Ч. 10, кн. 16).Остается неизвестным, знал ли об этом А. Пушкин, и каково было его отношение к этой публикации, поправкам и повторной публикации этого варианта. «Безверие» было включено В.А. Жуковским в IX том первого посмертного собрания сочинений А.С. Пушкина. 

     Ценность стихотворения и актуальность его анализа в том, что «Безверие» отражает состояние поэта в лицейский период – состояние поиска, понимания Веры или, шире: духовно-нравственных ориентиров, отстаивания себя как иной, не похожей на других личности. В стихотворении проявляются представления, размышления поэта о связи и противопоставлении физического и метафизического мира, к которым Пушкин обращается на протяжении всего своего творчества.

      О стихотворении А.С. Пушкина «Безверие» исследователями сказано относительно немного. Внимание преимущественно уделялось теме стихотворения. Причина – и в отсутствии автографа, и в неясности возможных литературных источников, и в некоторых особенностях самого стихотворения: в умозрительном, рассудочном его характере, несвойственном для творчества Пушкина.

      М. В. Нечкина, исследуя вопрос о существовании «Священной артели» (по ее мнению – это тайное политическое общество, преддверие «Союза Спасения», существовавшее с 1814 по 1817 годы, членами которой были И.Пущин, В. Кюхельбекер, В. Вольховский), писала, что проблемы веры и неверия обсуждались в артели ее основателем А. Муравьевым. «Еще в лицейском мундире я был частым гостем артели <…> Постоянные наши беседы о предметах общественных, о зле существующего у нас порядка вещей и о возможности изменения, желаемого многими в тайне, необыкновенно сблизили меня с этим мыслящим кружком», вспоминал Пущин. Как полагает исследовательница, царящая в артели идейная атмосфера, возможно, окружала и Пушкина в последние лицейские годы и могла повлиять на процесс сочинения «Безверия».

      В.С. Непомнящий предполагал, что фраза «Ум ищет Божества, а сердце не находит» «не есть целиком пушкинская мысль (в дневнике под 9 апреля 1821г. почти такая же мысль отмечается как убеждение Пестеля), а скорее максима в духе западного XVIIIвека (не случайно в дневнике она дана на французском), выдержанная в рационалистически-просветительском духе и построенная на довольно грубых в данном случае абстракциях «ума» и «сердца»».

       И. З. Сурат предлагает искать источник темы стихотворения в «Мыслях» Паскаля. Паскаль входил в лицейский курс по литературе. «Тема безверия вообще, его природы и сути занимает большое место в книге Паскаля, и в ряде фрагментов она очень близко перекликается с темой пушкинского стихотворения». Исследователь видит переклички строки о сердце и разуме и финала стихотворения с суждениями Паскаля.

       Сам Пушкин не определял жанра «Безверия». Однако исследователи находят в нем признаки двух жанров. Т. Г. Цявловская, А. Н. Архангельский называют «Безверие» элегией. По мнению В. Э. Вацуро, М. Н. Виролайнен, стихотворение ближе к традиции жанра философской оды. Эти два жанра соединены в «Безверии». Ода и элегия со своими разновидностями и изменениями, связанными со временем – два ведущих жанра XVIII- начала XIX вв. Естественно, что Пушкин (осознанно или неосознанно) использует возможности именно этих жанров.

      Пушкин описывает состояние героя, находящегося у себя в доме (в семейном и дружественном кругу и в одиночестве), на природе, на кладбище и в храме. Природа, кладбище и храм (который может быть расположен также на кладбище) характерные «места действия» созерцающих и размышляющих героев элегий. Это места, где по определению возможна встреча с Божественным миром. Чувства печали, уныния, стенания, слезы, вздохи у могилы, оплакивание умерших – все это традиционно для элегии.

«Видали ль вы его в безмолвных тех местах,/Где кровных и друзей священный тлеет прах?/видали ль вы его над хладною могилой,/Где нежной Делии таится пепел милый?».

      Однако, это лишь отголосок элегических мотивов – разлуки с любимой, друзьями, родственниками, прощания с молодостью. Герой данного стихотворения страдает оттого, что лишен Веры.

        Уединенная обстановка, илистый ручей, нагие поля, сосен таинственные сени и их же вечны тени, влажный мох – пейзажные мотивы, входящие в образную систему не только элегии, но и оссианической поэзии, художественного явления, вызвавшего широкий интерес в конце XVIII– начале XIX века в русской и европейской литературе. В лицее Пушкин обращался к сюжетам и темам Оссиана. Можно утверждать, что герой «Безверия» в определенный момент находится в пространстве так называемого оссианического парка (возникшего также в конце XVIII - начале XIX века). Такой парк инспирирует чувство причастности к трансцедентному, целостности мирозданья (однако, напомним, что с пушкинским героем именно этого и не происходит).

       Для оссианизма характерно меланхоличное, скорбное, угрюмое настроение. У Н. М. Карамзина есть стихотворение (перевод из Ж. Делиля) 1800 года, которое называется «Меланхолия». Описание пушкинского героя похоже с описанием Меланхолии у Карамзина:

Бежишь, скрываешься от блеска и людей,
И сумерки тебе милее ясных дней.
Безмолвие любя, ты слушаешь унылый
Шум листьев, горных вод, шум ветров и морей.
Тебе приятен лес, тебе пустыни милы;
В уединении ты более с собой,
……………………………………………

Там пиршество… но ты не видишь, не внимешь
И голову свою на руку опускаешь;

       Меланхолия как душевная сосредоточенность, а природа как идеал философского уединения и диалога с Богом воспринимались так не только в жанре элегии, но и в других, как европейских, так и русских, лирических жанрах еще до эпохи Романтизма. Для создания конкретного внутреннего состояния героя Пушкин использует средства медитативной поэзии.

      Поздний лицейский период (1815-1817) в творчестве Пушкина исследователи обозначают как «элегический». Он включает в себя стихотворения, созданные по типу «унылых элегий», в них просматриваются заимствованные мотивы.Однако, «Безверие», вслед за Пушкиным, исследователи не включают в это число. В.С. Непомнящий и А.Н.Архангельский в своих работах сопоставляют стихи «Под небом голубым…», «Заклинание», «Из Пиндемонти» и «Когда за городом задумчив я хожу» с «Безверием». Очевидно, что «Безверие» имеет большее отношение к стихам зрелого периода.

        В торжественной тональности стихотворения и риторическом пафосе проявляются признаки одического жанра. Начало стихотворения: выдержанное в высоком стиле обращение-просьба к верующим гордецам. Автор «Безверия» утверждает, что и «другой», не имеющий веры, имеет право на существование, и просит о христианском отношении к нему.

       Находясь в храме, среди людей, герой еще более одинок, он вопрошает, почему ему не дано то, что дано другим. Герой ищет подлинной Веры, он хочет сначала найти Бога в себе. Быть не таким как все и не становиться таким как все – дерзновенно, это проявление своего рода героизма. Элегическая скорбь сливается с одическим героизмом. 

        Здесь уместно говорить о некоем, пусть отдаленном, сходстве героя и автора. Не по поводу веры, эти вопросы не стояли так остро перед молодым Пушкиным. Но, вопрос «отдельности», «инаковости», безусловно, волновал его.

        М. О. Гершензон писал: «Впервые его рассуждающее мышление о смерти отразилось в стихотворении «Безверие», 1817 года. Но здесь он еще не ставит гамлетовского вопроса: какова загробная участь души? Напротив, объективное содержание этого вопроса он оставляет в стороне. Он рассуждает вполне утилитарно: верить в загробное переживание личного «Я» - в высшей степени утешительно, безверие же, лишенное надежды, ужасно; горе тому, кто мыслит смерть как окончательное угасание личности! Такому человеку страшно умирать, и в утрате близких ему нет утешения. <…> Итак, верить в посмертную жизнь выгодно» (здесь уточним, тема смерти возникает у Пушкина и в других лицейских стихотворениях).На наш взгляд, очевидно, что Пушкин на уровне утилитарности не остается. И именно потому, что ставит гамлетовский вопрос. «И что зовет его в пустыне гробовой –/Кто ведает?». Пушкин даже отвечает на него: «но там лишь видит он покой». Слово «покой» в лирике Пушкина – тема отдельного исследования (М.О. Гершензон, скорей всего, прочел это слово только в бытовом, житейском смысле). Но, попробуем немного разобраться в рамках данного стихотворения.

         Особенность своего героя поэт определяет в словах: «А он (слепой мудрец!)», и четыре раза подчеркивает его слепоту по отношению к миру, где обитает Вера: «Напрасно в пышности свободной простоты /Природы перед ним открыты красоты; /Напрасно вкруг себя печальный взор он водит: /Ум ищет Божества, а сердце не находит», второй раз – на кладбище он замечает «ангела горести» - юную деву. Но, он не замечает или не чувствует той связи, которой обладает дева – внимания свыше: «Там дева юная в печали безмятежной /Возводит к небу взор болезненный и нежный,/Одна, туманною луной озарена, /Как ангел горести является она; /Вздыхает медленно, могилу обнимает - /Все тихо вкруг его, а кажется, внимает». Но герой в плену уныния, меланхолии, безверия: «Несчастный на нее в безмолвии глядит, /Качает головой, трепещет и бежит, /Спешит он далее, но вслед унынье бродит». И третий раз – в храме: «он Бога тайного нигде, нигде не зрит». Этот же смысл вложен и в строки: «Надежды сладкого не внемлет он привета, /Подходит к гробу он, взывает… нет ответа!». Исходя из того, что герой ищет Веры, которая являлась бы посредником между мирами, но не находит ее, то, следовательно, для него тот мир закрыт, он видит там лишь покой, очевидно, в данном случае «покой» - синоним пустоты, вакуума.

        В античной трагедии слепой прорицатель, слепой мудрец (Тиресий, Эдип, узнавший истину, ослепляет себя) – это человек, лишенный зрения только физически. Он поэтому и есть настоящий мудрец, т.к. видит то, что находится за пределами физического мира. Он наделен другим зрением - метафизическим, внутренним. Герой «Безверия» лишен этого внутреннего зрения. И, тем не менее, он назван мудрецом (здесь возможна пушкинская ирония, но она отменяет не серьезность, а пафос). Герой все время устремлен за пределы физического пространства, его душевная и умственная деятельность вне бытовой, житейской сферы и вне земного времени. Неразрешимое противоречие или неразрешимая ситуация - один из признаков жанра трагедии, в которой находится герой стихотворения, заключается в том, что он и в физическом мире не видит, не находит, не чувствует Бога, и в загробном мире также ничего не видит кроме пустоты. Слезы ему не приносят облегчения. У него в этом мире нет радости и в другом нет утешения. Таким образом, стихотворение состоит из двух первичных лирических жанров – элегии и оды, и из вторичного драматического жанра, завершающего художественное целое, – трагедии. Поэтическое произведение осложнено драматическим жанром, чем нарушается гармоническая целостность стихотворения.

      «Ум ищет Божества, а сердце не находит» - в этих строках столкновение двух эпох, двух жанров: XVIII и XIX век, Ода и Элегия. Разум и чувства героя находятся в противоречии, они представлены по отдельности. А Вера (как духовное состояние человека) объемлет и то и другое. Такого целостного видения у героя нет (напомним, что автору «Безверия» 17 лет. И для автора это не трагедия, т.к. поэт имеет через слово связь с метафизическим миром. Поэтому для самого поэта вряд ли тот мир пуст).

     «Безверие» - это попытка философского осмысления раннего жизненного опыта и отстаивание права поэта быть самим собой. Думается, что в данном случае лучше немного переоценить, чем недооценить значимость стихотворения.