Пушкина я видел впервые в Москве, в церкви Никитского монастыря. Я только что начал вчитываться в него и смотрел на него более с любопытством, чем с другим чувством. Через несколько лет, живя в Петербурге, я встретил его у Смирдина, книгопродавца. Лицо его врезалось в мою память... Пушкин был в это время для молодежи всё: все её упования, сокровенные чувства, чистейшие побуждения, все гармонические струны души, вся поэзия мыслей и ощущений, – всё сводилось к нему, всё исходило от него... Я помню известие о его кончине. Это было в департаменте. Я вышел в коридор и горько-горько, не владея собою отвернувшись к стене и закрыв лицо руками, заплакал. Тоска ножом резала сердце, когда всё ещё не хотелось верить, что его уже нет, что Пушкина нет! И я плакал горько и неутешно, как плачут по получении известия о смерти любимой женщины. Нет, это неверно – о смерти матери. Да! Матери... Через три дня появился портрет Пушкина с надписью: "Погас огонь на алтаре", но цензура и полиция поспешили его запретить и уничтожить...

Из рассказа А. И. Гончарова, записанного А. Ф. Кони

Нашего Пушкина нет! Это, к несчастью, верно, но всё ещё кажется невероятным. Мысль, что его нет, ещё не может войти в порядок обыкновенных, ясных ежедневных мыслей. Ещё по привычке продолжаешь искать его, ещё так естественно ожидать с ним встречи в некоторые условные часы; ещё посреди наших разговоров как будто отзывается его голос, как будто раздается его живой, весёлый [ребячески весёлый] смех, и там, где он бывал ежедневно, ничто не переменилось, нет и признаков бедственной утраты, всё в обыкновенном порядке, всё на своём месте; а он пропал, и навсегда – непостижимо. В одну минуту погибла сильная, крепкая жизнь, полная гения, светлая надеждами.

 Из письма В. А. Жуковского к С. Л. Пушкину (1837)

Ничего не говорю о великости этой утраты. Моя жизнь, моё высшее наслаждение умерло с ним. Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина. Ты приглашаешь меня ехать к вам. Для чего? не для того ли, чтоб повторить вечную участь поэтов на родине! Не видел я разве дорогого сборища наших просвещённых невежд? Или я не знаю, что такое советники, начиная от титулярного до действительных тайных? Разве я не был свидетелем горьких, горьких минут, которые приходилось чувствовать Пушкину?                                            

 Из письма Н. В. Гоголя к М. П. Погодину (1837)